Мы вышли не на той остановке, друзья мои. Увлекшись лексическим и семантическим очарованием новых названий, мы не обращаем внимание на то, кто будет реализовывать их в жизни.
Нормальные, грамотные люди, с профильным образованием, радуются изменениям в букве закона, надеясь на реальные изменения его сути и подхода к рассмотрению конкретных дел и сфер социального взаимодействия.
Восторги от изменений формулировки по применению оружия полицией с «як крайній захід мають право застосовувати вогнепальну зброю» на «Застосування вогнепальної зброї є найбільш суворим заходом примусу» пропали после первых судебных рассмотрений после реформы — все тот же подход, все тот же миллион бумаг, все те же годы судов. Радость от замены понятия «инвалид» на «человек с инвалидностью» меркнет перед неприспособленностью городского пространства для банального передвижения по центральным улицам, в том числе и при возведении новостроев и капремонтов городских коммуникаций. Введение термина «злочини на грунті ненависті», призванные обозначить проблему как целенаправленную, в итоге упирается в банальное нежелание прокуратуры и судов рассматривать преступления против социальных групп, как таковые, смещая акцент в криминально-административную плоскость на почве «раптово виникнувших неприязних відносин».
Недавнее
посещение тренинга ГО «Взаємодія» з виявлення фактів домашнього насильства для
представників уповноважених підрозділів, вскрыло еще одну малоприятную новость.
Предубеждения, стереотипический подход и инертность в подходе к рассмотрению
ситуаций домашнего насилия – это реальность рассмотрения подобных проблем в
нашей стране. И подвязка здесь не только в законах, нехватке кадров, усталости
сотрудников соответствующих подразделений и стандартизации ситуаций. Проблема в
подходе, при котором агрессора в ситуации с явным насилием пытаются оправдать
виктимным поведением жертвы или якобы «провокациями» со стороны потерпевшего.
Проходило рассмотрение
одной из ситуаций: брак с иностранцем, выезд за границу, бесправие и насилие
там, при попустительстве родственников мужа и органов местной власти,
возвращение домой – просмотр видео конкретной семьи. Локация – ресторан
быстрого питания, большое количество людей, хрупкая девушка с пятилетней
дочкой, 100-килограммовый отец. Видео без звука, позиция тела и язык жестов показывают
явную загнанность и беспомощность жены и ребенка, которые забиваются в угол при
явной вербальной и жестикулятивной агрессии мужа. Ребенок уклоняется и
отступает назад при неоднократных попытках отца приблизиться. В какой-то из
моментов отец отходит в сторону, мать (на тот момент уже планировавшая
реализовать разрыв с мужем) достает телефон и снимает реакцию ребенка на ситуацию.
Возвращается муж, девушка продолжает диалог, не опуская телефон. Не проходит и
десяти секунд, как муж наносит удар по телефону в руке жены, попадая рукой по
головке дочки, телефон падает на пол, ребенок хватается за голову, муж
удаляется. В аудитории начинается разбор казалось бы очевидной ситуации,
агрессор, жертва, возможные действия органов Нацполиции в случае
непосредственного наблюдения ситуации или рассмотрения в качестве сбора
доказательной базы. И с этого момента начинается то, что нормального человека
привело бы в шок, бешенство и ярость. Аудиторией, а именно мужской её
составляющей, поднимается ряд вопросов: «что она ему наговорила», «известно,
как можно вынести мозг» и особо выделяющееся «возможно, она сама его спровоцировала?».
Добро пожаловать в органы, призванные защищать вас – заполните анкету «чем я спровоцировал(а) то, что надо мной совершают насилие? Как мне измениться? Не моя ли вина?». Подобный советско-милицейский подход известен и давно и успешно внедрен во все сферы всех структур Нацполиции, где списанное правонарушение, преступление, или заявление о просьбе не проводить расследование, занимает меньше сил, средств и нервов, чем реагирование по закону, инструкции, духу и букве Закона. Где проще довести жертву семейного насилия до состояния выгорания уже в кабинете, объяснив «сам(а) виноват(а)» и отправить разбираться со своими проблемами самостоятельно. Как собственно и до обращения. Личный опыт обращения в органы в качестве потерпевшего в далеком 2006-м заставил выдержать шестичасовой словесный бой за право обратиться с заявлением о совершении в отношении меня преступления. С ЗЧМТ, зашитой головой, уликами на месте преступления и искренним желанием найти негодяев. Выдержать сотню вопросов наводящих на моё «неправильное» поведение, на перемещение по городу не в то время, не в том районе, не в той стране… Кому я перешел дорогу, кого спровоцировал, кого расстроил, обидел, кого раздражал. Выдержал. Заявление приняли. Через полгода преступников нашли. После одной проигранной драки пришлось драться во второй раз во имя справедливости. Мне было проще – я мужчина, за мной семья, поддержка, и агрессия внезапно ждала меня на улице. Попасть в ситуацию, с семейным насилием, с подобным подходом со стороны внутренних органов – это впасть в депрессию похлеще первоначальной. Дом – тюрьма и пыточная, а государство выставляет тебя виновником.
Читайте также: В начале было Слово, и Слово было у Брыля, и Слово было Кабель
Провокация
и поведение, раздражающее оппонента, прохожего, супруга, сына, при рассмотрении
дела в органах — это в большинстве
случаев фикция, созданная из предубеждений, опыта и пофигизма. Схватили за попу
в транспорте – нечего в коротком платье ходить и провоцировать. Дали в голову и
забрали телефон – друг, ты обратил внимание в каком районе ты его из кармана
вытащил? Сам виноват, тут если и достают – только кастет или нож. Отпинали тебя
с друзьями после концерта – нечего длинные патлы носить (чо как баба?) и гитары
таскать мимо спортклуба. Пацанов раздражает. Список можно продолжать. У нас
здесь все слегка раздражены – ходи в сером, под стеночкой, смотри в пол, мажь
царапины зеленкой, привыкай – бывает.
Реформа? Этот подход
пережил реформу и переживет три следующих. Люди с десятилетним опытом в органах
устало качают головой «сто раз такое видел – сама дура». К сожалению, дурой
легко стать, лишь просто переступив порог кабинета.
Этот подход, как плесень на стенах, будет дальше проживать в системе прокуратуры «не вбачаємо складу злочину», при рассмотрении в судах «учитывая оценки в школьном аттестате, кубок по футболу за цех номер пять и звание «сварщик месяца» ограничиться предупреждением или 50 необлагаемых минимумов».
Под новый закон и реальные изменения нужны новые люди. Все, что существует сейчас – работает процентов на 20. Все остальное – любимая всеми во все времена статистика и картинка.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram: t.me/akzentzp и на наш канал Youtube
|
